– Ника! – набросилась я на девочку, – Ты меня до психушки решила довести? И что у тебя с голосом?
– Ничего, – пожала она плечами и проскрипела жалуясь, – говорила мне Вика, нечего жрать седьмую порцию мороженного.
– Есть, – машинально поправила я.
– Это, когда одна, тогда едят, – парировала Ника, – а когда семь, тогда жрут. Но я к тебе по другому поводу, давай в игру поиграем, я тебе называю состояние, а ты болезнь диагностируешь. Сумеешь?
– Отстань, – попросила я, – мне не до детских забав, у меня статья горит.
– Ну, Ань, ну всего пять минут, – заканючила Ника, я отрицательно покачала головой, – ага, значит боишься.
– Чего? – подозрительно спросила я.
– Расписаться в своем невежестве, – заявил гадкий ребенок, изначально зная, что наступает на больное место.
– Черт с ней со статьей, – разозлилась я, – задавай свои вопросы.
– Что такое, когда человек был нормальным, а потом ни с того, ни с сего начинает резко меняться. То веселый и разговорчивый, а потом вдруг становится угрюмым и злым. А иной раз сидит и смотрит, просто смотрит перед собой, и хоть стриптиз перед ним устраивай, ему все равно. Полное отсутствие аппетита, а через пятнадцать минут съедает все, что находит. Плюс к этому изменяется температурный режим, то ему холодно, то жарко. Что это?
– Так просто ответить не получится. Давай подытожим все сказанное: резкая смена настроения, аппетита и реакции на окружающую температуру. И, как я поняла, надо принять за аксиому, что объект перед этим был в здравом уме, твердой памяти и здоровом теле. Для полного установления диагноза нужны анализы. Это могут быть самые обычные, прости, гельминты, да и еще куча вирусных заболеваний, но если отмести все что я только что сказала, то это явные признаки наркомании. Ну как, я правильно ответила?
– Не знаю, – Ника с растерянным видом опустилась на стул, – Аня, я ведь ябедничать пришла.
– На кого? – не поняла я.
– Ты Влада когда видела в последний раз? – вдруг спросила она, – Я имею в виду нормально, а не те две секунды, когда сталкиваешься с ним в коридоре или на кухне глотаешь по быстрому чашку кофе?
– А Бог его знает, не задавай мне таких сложных вопросов, – отмахнулась я.
– Нет, ты мне ответь, – настаивала она.
– Ну, хорошо, дай мне две минуты, – я задумалась. А действительно, когда? Основательно покопавшись в памяти, я нерешительно выдала, – кажется, это было, когда у нас Мишель ужинал, помнишь? А это было недели две-три назад, точнее не скажу. Ну, ты же знаешь, у нас графики не совпадают, я прихожу – он уходит и наоборот. А что такое?
– Это я у тебя хотела спросить.
– Подожди, – пробормотала я, – ты хочешь сказать, что только что рассказывала про Влада?
– Похоже, что так, – она смотрела на меня несчастными глазами.
– Этого не может быть! – убежденно заявила я, – И к тому же, подумай сама, где бы он взял наркотик? Дома я не храню, а если и храню, так это легкое снотворное. У меня все на месте, я вчера ревизию делала. В госпитале тоже никак, там Верочка с аптекой возится, выходит – больше негде. На работе с ним ребята постоянно, да и папа.
– Так, да не так, – всхлипнула Ника, – я поэтому и не хотела тебе говорить, ждала, когда сама заметишь, но ты сейчас постоянно занята. Он начал меняться, когда к этому Мишелю стал ходить. Я прямо спросила, в чем дело, он отшучиваться начал, не волнуйся, устал просто. А сейчас вообще меня сторонится – не подойти, на любой вопрос огрызается: «Я занят!» Сегодня вообще наорал ни за что. Ты же знаешь, он на меня давно не орет! Ему показалось, что я за ним шпионю, а я только за учебником зашла.
Я слушала девчонку и ужасалась, если все это правда, и она не ошибается, у меня серьезные проблемы. Только без паники, это может быть просто реакция на лечение и ничего больше.
– Ань, что делать-то? – совсем не по-детски всхлипнула Ника.
– Прежде всего, успокоиться, я с этим разберусь, обещаю.
Статье и медицинской общественности придется подождать. Всем придется подождать, пока я не разберусь, что происходит. Я решительно задвинула ящик с дисками в приемник архива и направилась домой.
Дома меня встретила тишина и записка на холодильнике, нацарапанная впопыхах: «Буду поздно. Ника, извини, не хотел. Не рассказывай ничего Ане. Спасибо. Влад». Я сорвала листочек с двери и, сложив, сунула в карман. Заверещал пейджер, принимая сообщение. Я глянула на дисплей: «Ты готова умереть?» вопрошал меня пейджер. Это с курсов вернулась Наташка и сегодня вечером мы будем употреблять горячительные напитки в неограниченном количестве. После этого я обязательно скончаюсь под утро, проведя ночь в обнимку с унитазом. Я позвонила вернувшейся подруге и попросила зайти незамедлительно, но она сказала, что никуда не двинется, пока не примет душ, поскольку от нее воняет псиной.
Наташка явилась два часа спустя, свежая и чистая, словно майская роза. Все это время я металась по каюте, но так и не смогла принять никакого решения. Наташке я обрадовалась, как подарку и поспешила поделиться своим несчастьем. Благоуханная роза скисла и завяла, как только выслушала меня.
– Мила моя, – Ната забралась с ногами на диван, – а с чего ты сделала этот вывод? Ведь если это Мишель снабжал Влада дурью, это знаешь ли, подсудное дело. За это не только практики, но и головы могут лишить.
– Ничего его не лишат, – возразила я, – этот козел все правильно рассчитал: Влад – раб и ему никто не поверит, а если поверят, то его слов к делу не пришьешь! Мишель же просто скажет, что да, вколол пару раз обезболивающее, это подтвердит лист назначения. Потом пронырливый раб, пристрастившись к наркоте, начал воровать, а он, бедный доктор, ну ничего сделать не мог. Так что получится, что Мишель чист аки агнец, а Влад по уши в дерьме.