– Бежишь от кого али просто экскурсию другу устроила? – поинтересовался Саха, – что-то ты в этот раз не как все нормальные люди – окольными путями, не через город.
– Ты прав, – покаялась я, – вот только я не бегу, а прячусь, от братца вашего. Мне совсем не хочется, чтобы он прознал о нашем месте расположения, а через порт сам знаешь как. В порту регистрироваться надо, а так сел кораблик посреди леса и отчитываться не надо. Кстати, вы получили мою посылочку?
– Да, спасибо, все получили. А как братец мой, здоров ли?
– Спасибо, все здоровы, у нас все нормально. Папа все собирается взять отпуск и приехать к тебе порыбачить, да служба не пускает. И я не приезжала давно, тоже работы много. Да и к тебе ни позвонить, ни написать, а в город ты ходишь редко.
– Ну, это да, – согласился дядя.
Некоторое время мы шагали молча, я уцепилась за бахрому на Сахином рукаве. Когда-то давно маленькая Аня спросила у егеря, зачем ему такие висюльки, ведь с ними неудобно – за кусты цепляются. Дядька рассмеялся и, щелкнув любопытную по носу, объяснил, что неудобные висюльки помогают скрываться в лесу. Это уже позже я узнала, что егерь не шутил и бахрома дробит силуэт охотника.
– Саха, мне твоя помощь нужна. Точнее даже не мне, а ему, – я кивнула на Влада, – понимаешь, он в очень неприятную ситуацию попал. Сначала ему пулей позвоночник перешибло, но ничего, вроде собрали. Я к нему специалиста хорошего вызвала, а специалист дерьмом оказался – на иглу парня посадил, так, ради эксперимента. Я об этом только вчера узнала.
– Так ежели он на игле, его не ко мне, его в больницу надо, а специалиста в камеру, – убежденно высказался дядя.
– Здесь все немного сложнее, чем ты думаешь, – замялась я.
– Он твой жених? – догадался Саха.
– Хуже – он мой раб, – Саха аж присвистнул от такого заявления.
– Да, красавица, – протянул он, – от тебя я такого не ожидал. Ты, значит, тоже поддалась влиянию моды и завела себе двуногую игрушку-зверушку?
– С каких это пор ты делаешь выводы на пустом месте? – обиделась я.
И потершись носом о его рукав, пересказала Сахе предысторию нашего с Владом здесь появления, не забыв поделиться сведениями, раздобытыми генералом, изредка бросая косые взгляды в сторону парня, все еще висевшего поперек спины медведя. Боялась, как бы Влад не услышал то, что слышать не положено.
– Теперь-то ты понимаешь, почему нельзя в больницу?
– Да уж, ситуация, – Саха поскреб бороду огромной лапищей, – ты, Аньк, того, не серчай на меня. Помогу я тебе, это не вопрос. Просто у меня в последнее время голова кругом идет.
– А что случилось?
– Да, вот, сынок мой старшенький, Арсений, проблем подкинул. Жениться удумал.
– Так в чем беда? – не поняла я.
– Да-х… – Хранитель махнул рукой, – вырастил сына-урода, где просмотрел, понять не могу, – пожаловался он.
– Да объясни ты нормально, – взмолилась я, – я же только одиннадцать часов как с корабля слезла и ничего еще не знаю.
– Ну, в общем, дело такое, – начал Саха, легко перепрыгивая ствол поваленного дерева и помогая мне перебраться, – жил-был Сенька-дурак и влюбился он в девку Варьку и порешили они пожениться. А отцу Варькиному Сенька не по вкусу пришелся и чтоб, значит, свадьбе помешать и с дочерью не поссориться папаша потребовал от Сеньки сто тысяч кредов, Варьке на приданое. Знал, шельмец, что у мальчишки таких денег отродясь не было и, наверное, никогда не будет. Да и к чему нам деньги эти, в лесу же живем. Вон Топтыгину, – он кивнул на лениво переваливающегося рядом медведя, – плати не плати, а меду за деньги не допросишься. Правда, есть у меня на счету кое-какие сбережения, но я сказал сынку: «Хочешь жениться, сам и собирай такие деньжищи». Думал, отступится. А он – нет, упертый получился.
– Это наследственное, – прокомментировала я, – беда семьи Романовых – все мужики с головой не дружат.
– Такие уж уродились, – довольно ухмыльнулся Саха. – Так вот, говорит, не дашь денег, я их сам добуду. Я только рассмеялся, где, говорю, добудешь, коли ты и образования-то толком не имеешь? Да и пока ты их заработаешь, твоя невеста скончается в девках. Сенька психанул, и ушел на два дня в лес, на третий появился, веселый такой. Говорит, я-де на Вареньке все равно женюсь, и в город ушел. Мне это подозрительным показалось, и я за ним подался. Оказывается, этот гаденыш, белфа изловил, и продавать повез…
– Белф это такой бурундук с изумрудным мехом, которого разговаривать научить можно? – Уточнила я.
– Он самый, – подтвердил Саха и продолжил, – Сенька в город пришел и белфа этого за сотню и сбыл. Ну, я его выследил, Сеньку-то, в подворотню затащил и пару раз по морде дал и пока этот оболтус сопли утирал, я пошел к покупателю и забрал животину, а деньги вернул. Потом мы домой пошли, только разными дорогами. Сенька напрямик рванул под материну юбку прятаться, а мне подумать надо было, вот я и пошел в окружную. Дома мы появились с разницей в два часа, дело вечером было, когда я домой пришел Васька-хитрюга, сынка ужо спать отправила, чтоб я его не тронул. Утро вечера мудренее. Но у меня настроение было не то, и я его из кровати вытащил.
Спустились вниз, поговорить надо было. Спокойного разговора не вышло, мы с Сенькой повздорили, он гадостей мне наговорил, ну ты же знаешь, я на сынов вспыльчивый, схватил ружьишко и погонял сынка по дому, ежели бы не Васька, пристрелил, наверное, уж сильно злой был. Она чадушко свое двухметровое грудью закрыла, на ружьишко легла. А Сенька в окошко выскочил и тикать. Как был, в одних портках, босой и без рубахи, – Саха усмехнулся и покачал головой.