Вершина мира. Книга первая - Страница 203

К оглавлению

203

– Посиди со мной, – дядя хлопнул ладонью по лавочке. Я присела рядом и уставилась на звезды.

– Страшно ему, – после недолгого молчания то ли спросил, то ли просто сказал Саха.

– Есть немного, – кивнула я головой. – Саха, можно тебя попросить?

– Попробуй.

– Отнесись к нему снисходительно.

– Это почему? – Безмерно удивился он.

– Понимаешь, – я принялась ковырять землю носком ботинка, – парню и так досталось в этой жизни. Того, что он прошел, на троих хватит. Да и мне было очень трудно привести его в нормальное состояние…

– Сколько ты на него потратила?

– Черт его… – Я пожала плечами, – кажется, уже восемь месяцев.

– А другие на него потратили не менее двадцати лет, – заметил Саха, – и ты должна понимать, что за сутки человек не меняется. Знаешь в чем твоя ошибка? – Он испытывающе посмотрел на меня и тут же сам ответил на свой вопрос, – в том, что ты дала ему слишком много свободы. Сразу. У тебя будут еще не такие проблемы. Его большую половину жизни содержали как скота, наказывали, причем, я больше чем уверен, очень жестоко, за каждый лишний поворот головы. Ты же, естественно, захотела сделать из него нормального свободного человека, и все к чему он привык, и с чем освоился, в одночасье изменилось. Сломать оно завсегда проще, чем построить. И ты, не подготовив ни черта, выдернула привычное, а другого взамен не дала.

Парню сейчас куда тяжелее, чем раньше. Раньше все понятно было, а сейчас что? Новые правила, объяснить которые некому. Ты ж не объяснишь! Для тебя-то это все понятно, а парня за руку вести надо.

Для него это не более чем игра в свободу, занимательная, увлекательная, но все же игра. И передышка. Парень привык подстраиваться в той или иной мере к изменениям внешней среды. Он разрешил навязать себе эти правила, потому как они ему нравятся, но ни на минуту не забывает, кто он таков на самом деле и тебе не дает об этом забыть. Одного ты, конечно же, добилась, твой Влад попробовал свободы, хоть и не полной, но попробовал, а это как первая кровь и подчиняется тебе еще, но уже больше по инерции, до конца не понимая, что именно ты от него хочешь. А ты захотела изменить его сущность, нутро. Понимаешь, за столь короткое время это не получится. На это нужны многие годы, а, иногда, и целой жизни мало. Вот у парня и получается раздрай и нервы он тебе треплет неслабо. Но и это не главная твоя ошибка. А главная твоя ошибка состоит в том, что к свободе его надо было приучать постепенно. Ты можешь соглашаться со мной, можешь – нет, но ему нужна хорошая сильная рука, и держать его надо в ежовых рукавицах, и когда никогда, как бы тебе ни было противно, браться за ремень, ты этого, естественно, не делала и Димке не давала.

– Саха!!! – Возмутилась я.

– А зря, – Саха выбил погасшую трубку о подошву мокасина, – пару раз перетянула бы его ремешком хорошенечко, так и сюда лететь бы не надо было, потому как мальчик знал бы свое место. Пока он тебе подчиняется, потому что ему это, как бы это сказать, приятно, что ли. А потом его рабское нутро все равно вылезет, это неизбежно, и он начнет против тебя протестовать. К чему это может привести, мне и подумать страшно. Как бы ты ни хорохорилась, а девочка ты у нас ранимая. – Я открыла рот в желании возразить, но Саха меня остановил, – я знаю, что ты мне сейчас скажешь. Все протестуют, у всех развит детский негативизм. Парню надо пройти за год то, на что его сверстники потратили по двадцать лет жизни. Это, конечно, правильно, но я хочу, чтобы ты поняла одно – нельзя в корне изменить человека за короткое время. Я хочу, чтобы ты это осознала и не сильно расстраивалась, когда подобранный тобой в лесу волчонок, подрастет и искусает протянутую руку.

– И что мне делать? – Я грустно посмотрела на Саху, прекрасно понимая, что он прав, как бы в подтверждение этого вспомнились все гадости, которые Влад успел мне наговорить, пока был уверен, что я его обязательно продам и ненависть, горевшая в серых глазах, такая лютая, что живот сводило. И Наташка права была с наручниками, не будь Влад тогда закован, свернул бы мне шею и глазом не моргнул.

– Жить дальше, – вклинился в сознание голос Сахи, я посмотрела на дядю, он ухмыльнулся и пожал плечами, – и быть готовой к тому, о чем я тебе только что рассказал. Потому что изменить ты уже ничего не сможешь. Когда конь сбежал, поздно браться за вожжи. Если ты сейчас попытаешься применить к нему силу, он вообще запутается, и ничего хорошего из этого не выйдет.

– Саха, а насколько могут быть верны твои прогнозы?

– Пятьдесят на пятьдесят, – вздохнул Саха поднимаясь. – Ты же понимаешь, это лотерея. А в ответ на твое пожелание отнестись к нему снисходительнее, могу обещать только одно. Я к нему буду относиться так же, как и ко всем другим своим пациентам, не больше и не меньше – надо будет, поглажу, а если посчитаю нужным, то и за кнутом дело не станет, – пообещал он и пошел в сторону дома.


…В бане было невыносимо жарко. Сухой воздух раскаленным потоком врываясь в ноздри противно щекотал горло. Саха держал Влада на самой верхней полке вот уже полчаса, не позволяя даже руку свесить. Владу уже начало казаться, что за это время из него вышла через поры вся влага, содержащаяся в теле, и он стал похож на одну из древних мумий. Саха помариновал его еще немного и все же позволил спуститься на нижнюю полку, это показалось спасением, поскольку Влад чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но это, оказывается, было только начало.

Дальше все больше походило на средневековую пытку и Саха заместо инквизитора. Он взялся за Влада обстоятельно и целеустремленно, доводил парня до сумасшествия, охаживая распаренным веником, не то чтобы больно, но кожа горела нестерпимо, и погасить этот стихийно возникший пожар не было никакой возможности. А инквизитор все поддавал пару и весело покряхтывал, глядя на распростертое перед ним беспомощное тело.

203