Вершина мира. Книга первая - Страница 21

Бессонная ночь дала о себе знать, путая мысли, а расслабленное в теплой воде тело начало тяжелеть. Заснуть не давало какое-то смутное чувство: то ли тревога, то ли надежда. Влад потряс головой, отгоняя дрему. Вот хозяйка сказала – продавать не будет, и тут же оговорилась, что им придется прожить рядом всего некоторое время. Вывод напрашивался сам собой, но он был настолько невероятным и неправдоподобным, что Влад думать о нем боялся, не то, что произнести вслух, даже наедине с собой. Может ли это означать, что она даст вольную? Или не может? Влад отогнал абсурдную мысль. Нет, скорее всего, поиграет и свернет шею, как куренку. А вдруг…

Влад медленно поднялся, вытянул из раковины мочалку и твердый кусок кремового мыла, решив отложить решение глобальных вопросов на более спокойные времена, приступил к смыванию с себя многолетней грязи. Он ожесточенно тер мочалкой тело, шипя, когда мыло попадало в распаренные ссадины. Влад открывал задвижку и спускал воду раз шесть никак не меньше, пока кожа не начала поскрипывать под пальцами. Кто его знает, когда еще выпадет такое блаженство.

Выбравшись из теплого водяного плена, уставился на свое отражение в зеркале. С той стороны холодного стекла на него смотрело вполне симпатичное лицо, вот только шрам у виска, почти скрытый волосами, да багрово-фиолетовый синяк на левой скуле, почти во всю щеку, подарок вчерашнего надсмотрщика – кнутовищем по лицу огладил, скотина! Ну, ничего, синяк скоро сойдет! Влад осторожно потрогал припухшую скулу, провел ладонью по впалой щеке, насколько же приятно быть выбритым! Досадливо шмыгнул носом – для того, чтобы сбежать, надо усыпить ее внимание. Значит, ему предстоит понравиться этой маленькой сумасшедшей. Если возле нее не будет крутиться тот тип из коридора, рабу быстро удастся это сделать. Пока он не заметил никого рядом, значит, в номере они были одни. Остается надеяться, что где-нибудь рядом не бродит ее муж или папаша. Улыбнулся себе, смерть на время откладывается, попробуем выбраться отсюда с малыми потерями. Оглянулся вокруг отыскивая, чем прикрыться, не найдя ничего подходящего, махнул рукой и, испытывая некоторую неловкость от своего вида, шагнул к выходу…

Я отыскала под диваном ошейник и, кривясь от брезгливости, упаковала в прозрачный пакет – не дай Бог попадется на глаза горничной, проблем не оберемся, туда же отправилась рвань, которую он использовал как одежду. Герметично заклеив пакет, сунула его в сумку. Покончив с этим, связалась с сервисной службой отеля и попросила приобрести одежду и обувь. Оператор долго уточняла размеры и уверяла меня, что все будет сделано в лучшем виде и доставлено в мой номер в течение получаса.

Я понимала, что протащить Влада на станцию так просто не получится, можно конечно обратиться к капитану, но тогда я завязну в оформлении всяческих никому не нужных бумаг. Влада же на это время запрут в карантин. В мои планы это не входит, между нами уже возникает некоторое подобие контакта. У меня остается один выход – звонить отцу, а этого делать крайне не хочется. Мы с отцом вот уже три месяца в ссоре. Меня вырастил папа, поскольку мама пропала где-то на просторах космоса. Как и почему это произошло, папа упорно умалчивал. Но это не главное. Главное, что папа никак не мог понять, что пока он слонялся по засадам и моргам, вел свои расследования и ловил преступников, дочь успела вырасти, и желает принимать решения самостоятельно. А он, получив пару лет назад генеральские погоны и немного больше свободного времени, начал трястись надо мной, словно наседка и опекать везде, куда только мог влезть. А влезть со своими связями он мог практически везде.

Его заботы порой доходили до абсурда. Подобная тотальная опека вполне приемлема для шестилетнего ребенка, но не для двадцатидвухлетней женщины. Что за блажь, являться ни свет, ни заря и разогревать мне завтрак? Я и сама могу! Моя подруга психолог успокаивает меня, что таким образом он пытается расплатиться за мое испорченное детство и ему это надо больше, чем мне. Интересно, с чего он взял, что детство мое было испорченным? Немного необычным, да, но мне нравилось. Несмотря на его чувство вины, эта забота вызывала живейший протест с моей стороны, а уж когда он практически спустил с трапа моего ухажера, я начала тихо сатанеть.

Последней каплей оказалось то, что папа был крайне против моего поступления в медицинскую академию и настоятельно просил меня туда не принимать. Это выяснилось случайно, я уже получила образование и работала, но это дела не меняло. Все скрутилось в тугой клубок, и разразился страшный скандал. Мы наговорили друг другу кучу гадких и обидных вещей. Я побросала вещи в сумку и ушла на вольные хлеба. При этом мы продолжали жить на одной станции, только на разных уровнях. Иногда сталкиваясь в госпитальном отсеке, делали вид, будто не знакомы друг с другом, хотя очень мучились от этого. Я, потому что не хотела подходить первой, а он, очевидно, что-то вспомнил про гордость. Раньше надо было!

Потомившись немного около видеофона, я так и не решила, как же следует начинать. Но как ни крути, а звонить надо. На кону человеческая жизнь. Я тяжко вздохнула и набрала знакомый номер.

– Генерал Романов, – недовольно рявкнул он только после пятого гудка, но, увидев меня на экране своего видеофона, тут же сменил тон на настороженный. – Ребенок? Что случилось? У тебя все в порядке?

– Здравствуй, папа… – нерешительно выдавила я, моментально почувствовав как настороженный папин голос, обволакивая, обещает защиту от всех бед на свете. Как же мне этого не хватало! Жалость к себе предательской змеей вползает в душу и выливается слезами из глаз.