– Наверное, ты права, – неуверенно ответила я, хотя и считала слова тетки достаточно жестокими.
– Так, значит ужинать, как я понимаю, никто не будет, – Васька собрала со стола недавно выставленные тарелки.
Я оставила ее реплику без ответа, и потянулась к нагрудному карману, нащупывая там полупустую пачку сигарет.
…Егерская лапа крепко держала Влада чуть выше локтя. Захотел бы – не вырвался. Саха волок провинившегося молодого человека на конюшню. Ни о каких смешных боях уже и речи не шло. Влад покосился на Аниного дядю и внутренне содрогнулся от холодной ярости плещущейся у того в глазах. И хотя Влад понимал, что то, что должно произойти, справедливо, был готов наизнанку вывернуться, лишь бы отдалить неизбежное. Если егерь возьмется за него в таком состоянии – живым Владу из конюшни никак не выйти. Он прекрасно помнил, что случается, когда тот, кто имеет право, берется за подобное дело с этим блеском в глазах.
Саха затолкнул его в один из пустых денников, где хранили сено. Влад, не устояв на ногах, ткнулся лицом в не успевшую еще толком высохнуть траву. Дальше все произошло настолько буднично, что парень не успел ни испугаться, ни опомниться, оказавшись плотно прижатым к полу, посыпанному желтым песком, с задранной на голову рубахой, да так умело, что и руками не пошевелить, а пояс брюк опустился гораздо ниже положенного. «Стыдобища-то какая!» – безразлично промелькнуло в голове. На него обрушился первый удар, от которого перехватило дыхание и из глаз помимо воли брызнули слезы, вытесняя из головы все мысли и заставляя сосредоточиться на том, чтобы не заорать и малодушно не запросить пощады у этого гиганта, со всей своей медвежьей силой охаживавшего Влада хлыстом.
Спустя несколько минут все было кончено, Саха отшвырнул хлыст, с некоторым сожалением оглядывая творение своих рук. По мере того, как уходила злость, ее место занимало сочувствие, граничащее с жалостью. Мальчишка оказался крепче, чем того можно было ожидать, и не проронил ни звука, чем вызвал еще большее уважение. Влад лежал неподвижно, и о том, что ему действительно больно, можно было догадаться только по иногда вздрагивающим плечам и сдавленным, еле слышным, всхлипам. Саха досадливо покрутил головой, злясь на себя за несдержанность – можно ведь было и не так сильно. Но что сделано, то сделано и назад не воротишь. Егерь присел на корточки и, приподняв голову парня, заставил посмотреть на себя.
– Эй, малец, – тихо позвал Саха, – ты, там как, живой?
– Не знаю, – шмыгнув носом, выдавил Влад, меньше всего ему сейчас хотелось вести светские беседы, – скорее всего – да.
Он смотрел на Саху мутными глазами и вздохнул с облегчением, когда его отпустили. Егерь ненадолго ушел, а когда вернулся, на Влада обрушился поток ледяной воды, безнадежно промочив одежду. Влад, не ожидавший ничего подобного и просто лежавший с закрытыми глазами, выгнулся и завыл, как иной ночью воет Арк, уставившись на зеленоватый шар Крека. Саха сдернул с рук парня ненужную рубашку, оттащил Влада из образовавшейся лужи на сено и вышел, тихо притворив дверь денника.
Оставшись в одиночестве Влад первым делом вернул на место штаны и поглубже зарылся в мягкую траву, надеясь, что никто не увидит его в таком жалком состоянии. Но очень хотелось, чтобы пришла Аня, хотелось спрятать лицо на ее коленях, рассказать, как ему жаль, что все так получилось. Раздираемый этими противоречивыми чувствами Влад прислушался к звукам снаружи, надеясь услышать ее легкие шаги, но до него долетели лишь обрывки разговора.
– Олег, ты меня слышал? – грозно спрашивал Саха, – Я тебе сказал, не смей туда ходить!
– Но, батя, – возражал ему Олег, – ты же сам сказал починить седло.
– Попозже починишь.
– Попозже стемнеет, – не сдавался Олег, очевидно сильно желая попасть на конюшню.
– Значит завтра сделаешь, – рявкнул Саха и добавил сбавляя тон, – я понимаю, почему ты хочешь туда попасть, но Владу сейчас меньше всего хочется видеть кого-то сочувствующего возле себя. Дай ему прийти в себя. Не забывай, он только что пережил несколько не сильно приятных минут в обществе твоего отца.
– Ты хотел сказать – паршивых минут, – поправил его Олег. – Зная твою тяжелую руку, я просто хочу убедиться, что он в порядке и по-прежнему жив.
– Про порядок не скажу, – хмыкнул Саха, – а что жив, так за это ручаюсь.
– Ох, и влетит же тебе от Аньки, – заметил Олег, – она сидит, на огонь таращится и курит уже, наверное, третью сигарету.
– От нее я как-нибудь отобьюсь, – устало ответил Саха, – пошли в дом, мне надо что-нибудь выпить.
Голоса стали удаляться, послышался приглушенный смех Олега. Влад немного расслабился, мысленно поблагодарив Саху, что тот избавил его от визитеров…
Вытряхнув из пачки очередную сигарету, я прикурила ее от предыдущей, кинув тлеющий окурок в камин. Васька зорко следила, чтобы я на время экзекуции не выскользнула из дома. Это, пожалуй, было излишним. На меня навалилось оцепенение и сил хватило только на то, чтобы сидеть и пялиться на огонь, слушая, как потрескивают угли. Тишину разорвал протяжный вой, как бритвой полоснувший по натянутым нервам. Мне показалось, что прошло несколько часов, пока хлопнула дверь, и на пороге показался хмурый Саха.
– Где Влад? – Спросила я, вскакивая со своего места, получилось почему-то испуганно.
– На конюшне, – дядя прошел к шкафчику заменяющему бар и плеснул себе рома в высокий бокал, – не смей туда ходить, – предупредил он, видя, как я двинулась к двери, – дай парню очухаться, ему и так досталось, дай ему побыть одному.