– Почему все время Влад? – Возмутился парень появляясь на пороге, – я конечно понимаю, что я абсолютно бесправное существо, но, тем не менее, нельзя ли оставить меня в покое? А то и баню растопи, и чаю подай, а я, между прочим, только отдохнуть присел.
– Влад, прекрати. Я попросила – накрой стол к чаю, я самовар не подниму!
Он фыркнул, но все-таки притащил самовар с заварочным чайником, чашки, сладости и, взяв глиняный бочонок, полез в погреб за медом. Сенька усадил Вареньку рядом со мной, а сам понес наверх чемодан. Я принялась рассматривать девушку. Варенька казалась растерянной и немного испуганной. Она сидела на краешке стула, скромно сложив руки на коленях, и напоминала ребенка, грубо оторванного от игр и приведенного в школу посреди учебного года. Я поставила перед ней чашку и принялась наливать чай. Девушка кивнула, молча благодаря, но к чашке не притронулась.
– Не бойся, – посоветовала я.
– Не могу, – прошептала она.
– Здесь никто не кусается, – хохотнул папаня, бросая обглоданную кость в пустой горшочек.
Девушка бросила на него быстрый взгляд, губы ее задрожали, а на глаза начали накатываться слезы.
– Где Сеня? – пролепетала она.
– Сейчас придет, – улыбнувшись пообещала я и повернувшись к папане прошипела, – Дмитрий Петрович, кое-кто собирался сходить помыться.
– Я собирался, – подтвердил он.
– Так иди, – я сделала страшные глаза, – баня выстынет.
– Ухожу, ухожу, – папаня поднял руки вверх, защищаясь.
Он действительно поднялся, отнес посуду на кухню, потом сходил в комнату для гостей и вернулся с полотенцем на шее и чистой одеждой подмышкой.
– Да, Анька, это, кажись, твое, – он небрежно кинул чек на стол. – Я не стал платить калым, он нам дал разрешение на свадьбу абсолютно бесплатно, – гордо заявил генерал, и видя мой вопрошающий взгляд, охотно пояснил, – я просто объяснил, что так, как он обращается с дочерью, не обращаются даже с бродячей собакой. Он там что-то попытался возмущаться, а я просто сообщил ему, что статьи за насилие в семье никто не отменял, можно и срок огрести, лет, эдак, от пяти до семи принудительных работ на рудниках. Он проникся и дал отцовское благословение на брак.
– Ведь можешь, когда хочешь, – похвалила я его, – сват ты мой.
– Я что-то не понял, ты меня похвалила или поругала?
– Иди уже, – махнула я рукой.
Выпроводив папаню я повернулась к Вареньке. Надо ее как-то расшевелить, а то сидит с восковым лицом, как кукла на ярмарке и все время норовит заплакать.
– Расслабься, – посоветовала я, – откинься на спинку, сядь поудобнее. Ты же отдыхаешь.
– Не могу, – всхлипнула она и призналась, – мне страшно.
– Чего тебе страшно? – искренне удивилась я.
– Понимаете…
– Понимаешь, – поправила я.
– Понимаешь, – эхом отозвалась девушка, – здесь все так необычно и диковинно. У нас дома никто не посмел бы перечить отцу, а уж тем более, просить его уйти. И вот парень этот, который стол накрывал, он голос повышает.
– Не обращай внимания, обычно он смирный, просто сегодня что-то не в себе.
– А он, что, по-настоящему раб? – поинтересовалась Варя и тут же быстро добавила, – об этом весь город говорит. Вас же здесь все знают и деда вашего помнят.
– Влад? Самый натуральный раб. Если хочешь, могу его позвать и попросить показать клеймо, правда, оно почти на заднице.
– Не надо, – испуганно прошептала Варя.
– Не буду я ничего никому показывать, – встрял в наш разговор хмурый Влад, входя в комнату, и неся в руках бочонок полный меду, – еще мне не хватало перед каждым любопытным штаны снимать.
– А тебя никто и не просит, – хмыкнула я.
– Там в самом углу погреба кто-то грибочки выращивает, наркотические, – будничным голосом сообщил Влад, наливая себе чай. – Их надо бы прибрать, а то если Саха найдет, мне опять битым быть.
– Это, наверное, Олег, – предположила я, – Сенька, небось уже перерос.
– Мне все равно, кто это, – рявкнул Влад вскакивая и опрокидывая чашку, – если их найдут, достанется, в первую очередь, мне.
– Что-то на тебе, голуба моя, шкура сегодня горит, – покачала я головой, наблюдая, как на столе разливается коричневое пятно, – ступай наверх.
– Ань, я…
– Я сказала, ступай наверх, – я указала рукой на лестницу.
Плечи Влада поникли, и он зашагал по лестнице. На верхней площадке он столкнулся с Сенькой. Брат проводил его удивленным взглядом и скатился на перилах вниз.
– Извините, девушки, подзадержался чуток, пока все вещи разложил, – весело сообщил он.
– Арсений, ты мне объясни, кто из вашей веселой семейки выращивает в погребе торчки? – Призвала я его к ответу.
– А что, они проросли? – несказанно удивился он.
– Да, и если верить Владу, еще и процветают. Меня не интересует, кто из вас занимается этим, но я настоятельно прошу убрать эту гадость. Ваш папенька, а уж тем паче маменька не будут смотреть ни на возраст, ни на семейное положение и по лбу нащелкают, уж поверьте мне.
Сенька согласился с моим предположением головы и, не желая предсказанных мною последствий, понесся в погреб.
Варя проводила суженого тревожным взглядом. Я поднялась и сдернула со стола скатерть.
– Надо замочить, – пояснила я, аккуратно складывая расшитую ткань, – иначе Васька ругаться будет.
– А Васька это кто?
– Маманя Сенькина…
– Ой-й-й, – одними губами прошептала она, глядя куда-то мне за спину.
Я повернула голову в том направлении – в окне торчала голова медвежонка. Зверь тянул носом, причмокивал губами и просительно ныл.
– Не проси, меду не дам! Вон пошел, – прикрикнула я на попрошайку, – пока занавеску не сорвал.