Ника всучила ему какой-то пакет, круто развернулась и потопала в свою комнату, сердито бормоча под нос, но так, чтобы Влад все хорошо слышал:
– Навязались тут на мою голову, полоумные! Все нормальные люди спят в это время! А этим никакой закон не писан, надо им вечно что-то!
В этом отношении Влад был с ней совершенно согласен, и даже было чуточку обидно, что его тоже обозвали этим самым полоумным. Он-то, как раз спал и никого не трогал. Пусть и не в своей постели, но спал все-таки, и тянуться куда-то никакого желания не имел. Но что поделаешь – Аня позвала…
Папа прилетел спустя два дня, высадив Макса где-то по дороге. Олега осмотрели, едва сняли с корабля и, найдя состояние парня чуточку заторможенным, но удовлетворительным, отпустили восвояси, то есть под мой присмотр.
Влада подключили к уже начатому расследованию, в которое тот влез по самые уши, стремясь реабилитироваться перед ребятами из бригады и, прежде всего, генералом. Меня к работе не допускали еще неделю, ссылаясь на мое болезненное состояние после ушиба головы. В общем, жизнь потекла тихая и размеренная, совсем как до нашего бегства к Сахе. Вот только Олег никак не хотел выбираться из кокона безразличия, в который сам же себя и загнал. Мальчишка целыми днями мог пялиться в потолок, не делая попыток не то что выйти, встать самостоятельно. В истории его болезни уже давно можно было ставить пометку – практически здоров, да как поставишь, если Олег, несмотря на все мои попытки, так и не начал разговаривать. Мне оставалось только набраться терпения, напоминая себе, о тяжести полученных им трав, теперь ставших больше психологическими, нежели физическими.
Я кормила Олежку, обмывала, читала на ночь книги, но у меня создалось стойкое впечатление, что он меня либо не слышит, либо просто не желает этого делать. Стену кабинета, граничащую с коридором, заменили стеклом, изнутри зеркальным, а из коридора прозрачным. Пришлось забыть право личности на приватную жизнь, так пациент находился под постоянным присмотром, даже если я покидала кабинет. Иногда на боевом посту меня сменял Влад, реже Ника.
Девчонку я старалась к Олегу не подпускать. Ника все больше раздражалась присутствием у меня «развеселого овоща», как она звала Олежку за глаза, никакого сочувствия к парнишке не испытывая, искренне считая его паразитирующим на мне слабаком. Я и Влад пытались убедить ее в обратном, рассказывали, что приключилось с Олегом, на что Ника с подростковой жестокостью и прямодушием отвечала: «Он мужик и должен быть сильным!»
Как-то за ужином мы с ней чуть не поссорились из-за этого. Ужинали втроем – я, Влад и она. После ужина я, не став пить чай, принялась собирать на поднос тарелки с едой. Олега пора кормить. Ника хмуро наблюдала за мной и все-таки не сдержалась.
– Сколько ты еще будешь кормить этого здорового борова с ложечки? – буркнула она, ко мне, впрочем, не обращаясь, больше для проформы.
– Ника, перестань, пожалуйста, – устало попросила я, – Олежка еще не совсем здоров.
– Олежка еще не совсем здоров, – кривляясь, передразнила она меня, – да на нем уже пахать можно! Ему просто очень нравится сидеть у тебя на шее, ноги, для удобства, уместив на твоих же плечах! Я видела вчера, как ты перестилала ему кровать и ворочала эту куклу с боку на бок! Он же никаких усилий не приложил, чтобы помочь тебе!
– Ника, нельзя быть такой жестокой, – упрекнула я ее, ставя на поднос поилку для лежачих больных, – Олегу сильно досталось, вот он и замкнулся в себе. Ему нужно дать время…
– Влад! – рявкнула Ника, грубо прерывая меня на полуслове и заставляя Влада вздрогнуть и вынырнуть из очередного протокола, который парень увлеченно изучал, подняв чашку с чаем, но забыв донести до рта. От неосторожного движения чай расплескался.
– Что ты орешь? – недовольно поинтересовался он, ставя чашку и смахивая коричневые капли со своей рубашки и непромокаемой поверхности документа.
– Тебя когда-нибудь избивали до полусмерти? – резко спросила Ника, не обращая внимания на чувства ближнего, лишь желая доказать свою правоту.
– Ну, избивали, и что? – неохотно откликнулся Влад.
– Владушка, не злись, – заподхалимничала Ника, – я просто хочу у тебя спросить – тебе когда-нибудь после этого приходила в голову мысль уйти в себя, замкнуться?
– Ты чего – очумела? – отшатнулся от нее парень и добавил немного обиженно: – Какой там замкнуться, мне выживать надо было!
– Вот и я о чем говорю – Владу никто и никогда скидок не делал! – удовлетворенно заметила она.
– Ника, – Влад попытался вразумить девчонку, – я совсем другое дело. Жизнь, знаешь ли, не так сложилась!
– Все равно, – не уступила она, – носитесь вы с этим вашим Олегом, как дурень с тормозными колодками.
– Ты еще слишком мала, чтобы судить об этом, – рассеянно отозвался он и, не желая вступать в дискуссию, подхватил планшет, чай и, зажав в зубах кусок пирога, направился в свою комнату. Не дошел, расположившись на диване в гостиной, закинув ноги на спинку и для пущего удобства, затолкав под спину все три подушки, валявшиеся рядом. Накрошит же, подлец, недовольно сопнула я носом, потом на диван не сядешь! Но промолчала.
– Ника, помой, пожалуйста, посуду, – попросила я, берясь за поднос.
Она проворчала мне вслед что-то неодобрительное, но вскоре я услышала, как она, гремя тарелками, заполняет посудомоечную машину.
В кабинете было немного прохладно. Я поставила поднос на столик для инструментов и подкрутила ручку обогрева. В подслеповатом свете ночника Олег казался совсем бледным. Он сильно похудел за время своей болезни. Видя, во что превратился всегда веселый и живой парень, болезненно сжималось сердце. Я прибавила свет. Олег никак на это не отреагировал, продолжая по своему обыкновению разглядывать потолок.