Расспросив друга о его беременной жене и повздыхав вместе с ним над ее испортившимся характером, Влад как бы между делом спросил о том, что его занимало последние полчаса. Он надеялся, что Никита, закатив глаза к потолку расскажет о несносном начальнике, заставившем его переквалифицироваться в конвоира, вместо этого Никита хмуро смерил Влада взглядом и буркнул: «У тебя, что – своих дел мало? Не суйся, куда не просят!» После этого одним глотком допил остававшийся кофе, со стуком поставил чашку на подставку у раковины и вышел вон.
Влад с открытым ртом проводил друга. Никита никогда не позволял себе грубостей по пустякам, так что Влад от удивления даже обидеться не смог. Потом, разумно рассудив, что дело его действительно не касается, раз Никита рычит из-за простого любопытства, сполоснул обе чашки, поставил их в сушку, отправился разбираться в непонятном деле банкира, намереваясь еще раз пересмотреть показания его дочери. Что-то них не так. По времени, что ли не сходится? Или еще что?…
Эжен, конечно же, не пришел и я, чертыхаясь, отправилась после работы к нему на дом, решив задать хорошую трепку за подобное пренебрежение к собственному здоровью. Конечно, пока все мы молоды, кажется организм будет служить вечно и останется таким же молодым и сильным. А вот когда возраст переваливает за полсотни и вылазят непонятные болячки, о которых и понятия не имел, начинают ныть недолеченые когда-то травмы и суставы крутит на каждую перемену погоды, мы начинаем ругать собственное тело, обзывая его совершенно незаслуженно рухлядью, забывая, как относились к нему раньше.
И вранье это, что врачам доставляет удовольствие копаться в чужом организме, находя разнообразные хвори. Вот радость-то! Меня, допустим, доводят до тихого бешенства запущенные вывихи и переломы. Так уж трудно дойти до ближайшей больницы? Вот вам и загадка человеческой души, над которой бьются психологи и философы уже несколько тысячелетий. Никакой загадки нет, существуют три основных закона человечества, которых оно придерживается строже десяти заповедей: «авось», «небось» и «как-нибудь»! «Авось» пройдет! «Небось», ничего серьезного. «Как-нибудь» потом доктор разберется!
Дверь открыла Вика, увидав мое хмурое лицо, хихикнула, прикрывая рот рукой и, повернувшись, крикнула:
– Все, Санси, смерть твоя пришла!
– Вика, отстань, а? – рявкнул в ответ нежный муж. – Не понимаешь, что ли – мне плохо! Ты таблетку принесешь, или нет?
– Я тебе сейчас принесу! – пообещала я, влезая в супружеский разговор. – Я тебе сейчас такую таблетку принесу, мало не покажется!
Я быстро пересекла гостиную и без разрешения ворвалась в супружескую спальню. Эж быстро натянул одеяло на нос, снаружи остались только глаза, выражающие крайнее недовольство.
– Анька, тебе кто-нибудь говорил, что прежде чем войти в спальню к мужчине, нужно постучать?
– Ты не мужчина, ты пациент, – спокойно возразила я, – значит так, у тебя есть около пяти минут, чтобы собраться.
– Куда? – Эжен удивленно сел, одеяло поехало вниз, но он успел перехватить его, прижав рукой к животу. Он был бледен, очевидно, плечо сильно беспокоило.
– Как куда? В больницу. Я кладу тебя в стационар, если ты не хочешь лечиться амбулаторно.
– Аня, я хочу, честно, хочу лечиться абу… аму…, короче не хочу я в больницу, – торопливо заговорил Эжен.
– Я тебе не верю, собирайся, – я взялась за ручку двери, – или я вызову бригаду санитаров. Решайте, господин полицейский, я жду вас в гостиной.
В гостиной работала Вика, развалившись в кресле, болтая босыми ногами, читала дневник наблюдений, поставив кружку с кофе на живот. При моем появлении она откинула потрепанный журнал и сделала приглашающий жест, указывая на соседнее кресло.
– Как ты можешь так работать, это же неудобно? – поинтересовалась я у подруги. – Легла бы на диван.
– На диване оно, конечно удобнее, – согласилась со мной Вика, – да вот беда одна – засыпаю моментально. Ты надолго его забираешь?
– До завтрашнего вечера, дольше держать нет смысла.
– Слушай, – Вика приняла в кресле сидячее положение, и заговорила шепотом, – загреби его на недельку, а? Чего тебе стоит, а Эж хоть выспится толком, а то на его работе отпуска не дождешься.
– Не дождешься, – подтвердила я, – но он нам спасибо не скажет.
– А мы и не просим, – Вика подмигнула мне и лучезарно улыбнулась.
– Хорошо, – пообещала я, – попробую что-нибудь сделать. Неделю не обещаю, а вот дня три устроить можно.
– И на том спасибо, – одобрительно кивнула она.
В комнату вошел Эжен, он так и светился недовольством. Смерив нас подозрительным взглядом, еще больше нахмурился.
– Что вы уже замышляете?
– Ничего, – Вика смотрела на мужа кристально честными глазами.
Она встала проводить нас до двери, поцеловала мужа в щеку и пожелала удачи, правда, непонятно кому – ему или мне. Мы вышли из каюты и направились к лифтам. Эж шел впереди, я, отстав на полшага.
– Обычно я вожу людей под конвоем, а меня в первый раз, – хмуро пошутил он, оглядываясь, – неприятное чувство.
В ответ я только пожала плечами и надавила на кнопку лифта госпитального уровня.
Оказавшись в кабинете, я быстро осмотрела плечо Эжена, с недовольством обнаружив, что моим советом о фиксации никто не воспользовался. Намазав сустав обезболивающей мазью, наложила плотную повязку. Эж, смотрел на меня жалостливо и обречено, что ему совершенно не помогло. Я вызвала медсестру и приказала оформлять пациента в общую хирургию. Устроив его в больничной палате со всеми возможными удобствами, пообещала расстроенному парню заглянуть с утра перед обходом. Эж даже не пытался спорить со мной по поводу водворения его в больницу, что было странно, при его-то характере. Я вколола ему обезболивающие и снотворное.