Он пересмотрел бумаги вдоль и поперек, но не нашел даже намека на то, что искал. Из банковского счета узнал, что на имя герцога была переведена значительная сумма, составляющая почти полугодовой заработок, положенный полицейскому его чина и должности, если бы рабу, конечно, платили за работу. Раб замотал головой, решительно ничего не понимая. С каких это пор продавая раба, платят новому хозяину?! Где-то же должна быть эта чертова бумага, с раздражением думал он, встряхивая пакет. Выпал простой конверт голубого цвета, видимо застрявший в пакете, на него парень не обратил сперва внимания, ведь искал документ красного цвета. Пошарив рукой между пластиковыми стенками и не обнаружив там ровным счетом ничего, до боли прикусил губу, очевидно, купчая на руках у нового хозяина, ну конечно! Кто же будет отправлять с рабом такой важный документ!
Подавив тяжелый вздох, кое-как затолкал обратно рассыпанные по дивану документы. Остался только голубой конверт, выпавший из пакета последним. Подняв жесткий прямоугольник, покрутил в руках не решаясь сделать последний шаг. Но любопытство было непреодолимо, да к тому же, два раза все равно не умирать! Чуть подрагивающими от волнения руками надорвал край конверта и встряхнул его над диваном. Выпал листок простой белой бумаги, сложенный вдвое. Раб развернул его и углубился в чтение. Свидетельство из нотариальной конторы, значилось в заглавии, похоже, это именно то, что искал. Набрав в легкие побольше воздуха, молодой человек перевел глаза на несколько строк ниже, сейчас он узнает все. В следующее мгновение в комнате раздался стон, и строки заплясали перед глазами – это была… Да нет! Такого не бывает! Нет, все же бывает, раз бывший раб комкает нервными пальцами самый главный в своей жизни документ… Вольная!…
Я влетела в отделение за несколько секунд до появления Лисы:
– Отойдите! – вопила она, лежа на каталке, которую санитар вывозил из лифта. – Позовите Аньку! Я больше ни с кем… – она замолчала на самой высокой ноте прерванная судорогой потуги.
Похоже, помыться мне не удастся, что ж, будем принимать так. Ничего страшного – чистый халат есть, перчаток, хоть отбавляй, хочешь, можешь десяток натянуть. В конце концов, в старину женщины рожали прямо в поле и даже умудрялись обходиться без акушерок. Ой, простите, повитух, не было в старину акушерок, хоть ты тресни!
Я круто развернулась и на крейсерской скорости направилась к паникующей Лисе. Влад как-то сразу выветрился из головы и достаточно качественно – и следа не осталось. Потом я, конечно о нем вспомню, но это уже будет после, да и улетит он к тому времени.
– Анька! – заорала увидевшая меня Алиса. – Позвони этому полудурку! Я не смогла его найти.
– Хорошо, – пообещала я, – ты главное не психуй, ладно?
– Попытаюсь, – сдавленно выдавила Алиса.
– Девочки, дозвонитесь до полицейского участка, пусть там Кручина поищут, – крикнула я через плечо медсестрам на регистрации, – скажите, чтоб кидал все и летел сюда, у него жена рожает.
Кое-как успокоив беснующуюся роженицу я смогла затащить ее в смотровую. Не надо быть светилом в акушерстве, чтобы понять ребенок пойдет с минуты на минуту.
– Головка прорезалась, – сообщила я Алисе, помогая ей переодеться, – уже совсем скоро.
– Скорей бы, сил нет терпеть! Пока ты не сказала, что это роды, все было нормально, а потом как начало болеть, думала, умру, пока санитара твоего жда… – ее лицо забавно перекосилось.
Я решила, что совершенно незачем дергать Лису и тащить в родовую палату. Роды обещали пройти спокойно, без осложнений. На всякий случай я все-таки подключила роженицу к монитору. Так, что тут у нас? Сердцебиение в норме, гипоксия плода отсутствует, что ж, будем рожать.
Я застелила согнутые в коленях ноги Алисы стерильной простынкой, подоспевшая на помощь Верочка обтерла ей пот с лица и все пошло по накатанной колее. Потуги шли чаще, головка прорезалась все отчетливей, а Алиса, как всякая роженица до нее, и скорее всего после, призывала все кары небесные на голову своего незадачливого мужа, обрекшего ее на такие страдания. Мы с Верочкой переглядывались, старательно пряча улыбки.
– Тут, по-моему, появился один нетерпеливый товарищ, – проговорила у меня за спиной Ольга Михайловна, заведующая неонотологией.
– Особого нетерпения я что-то не заметила, – проворчала Алиса, кривясь в очередной потуге.
– Ты не ворчи, а рожай, давай, – хмыкнула я, внимательно наблюдая за появляющейся детской макушкой, густо заросшей черными волосами. – Давай, Лиса, тужься! Вот так. Еще поднажми, не останавливайся, давай!
– Я больше не могу! – простонала красная от усилий Лиса, захлебывалась слезами. – У меня сил больше нет!
– Можешь! Можешь, мать твою! Все могут, и ты можешь! Тужься! Головка вот-вот выйдет! Все! Стоп! Дыши часто-часто, главное сейчас не потужиться, иначе разорвешься, как жаба.
Алиса расслаблено откинулась на спинку кресла. Я, осторожно поддерживая макушку, помогала родиться головке. Дальше пошло легче. Одно плечико, потом другое. Измученная Алиса в точности выполняла все указания, хотя и рычала сквозь стиснутые зубы и обещала свернуть мне шею, если все это развеселое мероприятие не закончится в ближайшие минуты.
– Давай, Алиса, соберись! Еще разок и все! – Алиса послушно напряглась, я, обхватив руками грудную клетку ребенка, осторожно потянула, помогая, и ребенок свободно выскользнул мне на руки.
Проворно перехватила за ножки, шлепнула, и палату огласил протестующий трубный рев.
– Вот это голосина! – восхитилась Ольга Михайловна, принимая у меня ребенка.