– Я же тебе сказала – в приют я не поеду! – нахохлилась она, – И домой я не вернусь! Он меня опять продаст!
– Аня, кто это?
– Это, дражайший генерал, очередной косяк вашей службы, – убирая светлые пряди волос со лба девочки, уведомила я.
– Я не косяк! – тут же ощетинилась Ника.
– Конечно, ты не косяк, – согласился генерал, – но, похоже, ты еще та головная боль.
– Да кто ты такой?! – закричала Ника на генерала, делая тщетные попытки вырваться.
– Тихо! – приказал генерал, и Ника тут же заткнулась.
Передоверив девчонку мне, генерал отошел от нас и, выудив из кармана телефон, раздраженно потыкал кнопки и принялся выяснять, кто был ответственным за отправку детей, и почему получилось так, что одна из них отбилась от группы и сейчас шастает по кустам.
– Это надолго, – кивнув на шипящего генерала, – пошли, сядем на лавочку, и ты мне все подробно расскажешь.
– Что расскажу? – уныло спросила она, усаживаясь рядом.
– Как тебе удалось бежать? Опять кого-то покусала?
– Я не кусала, – Ника шмыгнула носом, и совсем по-детски утерла глаза кулачком, – нас посчитали, а когда усаживали в машину, я отстала и нырнула под днище… Я же тебе говорила – я не вернусь!
– Вот дуреха, – я с силой помассировала виски, – а если бы тебя раздавили?
– Но не раздавили же! – с законной долей гордости проговорила она. – Я ловкая.
– И что мне сейчас с тобой делать, ловкая? – Уныло поинтересовался подсевший к нам генерал, доставая из нагрудного кармана шоколадку. – Есть-то хочешь? Вот, держи.
Ника подозрительно посмотрела на шоколад, обернутый в хрустящую фольгу, будто генерал предлагал не сладость, а рыбу фугу собственного приготовления. Девчонка судорожно сглотнула, и гордо отвернулась.
– Бери-бери, – отец вскрыл упаковку и буквально всунул плитку в узкую ладошку. Нике не оставалось ничего другого, как принять еду.
– Что там? – я кивнула на телефон, торчавший из отцовского кармана.
– Они не могут ее забрать, – отец почесал за ухом, Ника нарочито громко шуршала фольгой, усердно делая вид, что ее не касается наш разговор, – у них, видите ли, мест больше нет! Но я ж не могу дите здесь оставить! И полицейским местным отдать не могу!
– Не можешь, – согласилась я.
– Они ее в обезьянник запрут или еще что в этом роде! – не слушая меня, все более раздражаясь, продолжал отец.
В его кармане припадочно затрясся телефон. Отец встал и отошел в сторону. Ника настороженно уставилась в широкую мужскую спину, даже про шоколадку свою забыла. Я особо не волновалась, зная истинную причину раздражения генерала. Он уже все решил и теперь бесился от этого.
– Все, собирайтесь – мы едем, – отрывисто бросил генерал, заталкивая телефон в карман.
– Перевозку нашли? – забеспокоилась я, с ужасом понимая, что не проконтролировала этот момент.
– Да, Эжен сказал, минут через десять подгонят.
– Куда? – пискнула Ника.
– Ты едешь с нами, – милостиво проинформировал ее генерал.
– Я никуда не еду с вами! – уперлась Ника, вскочила и была уже готова бежать.
– Ты едешь с нами, – с нажимом проговорил генерал, обнимая ее за плечи и направляя к тропинке, – мне некогда тебя уговаривать, а значит, ты едешь, даже если мне придется тебя под мышкой тащить! Ты поживешь у меня, пока я не подберу тебе более подходящее место.
Я улыбнулась в темноту, черта с два, генерал, вы будете заниматься этим самым подбором, и черта с четыре любое другое место покажется вам более или менее подходящим! Вы будете откладывать это дело все дальше и дальше, уговаривая, что вот завтра вы обязательно… Потому, что нет ничего более постоянного, чем временное. И я это знаю, и ты это знаешь, вот поэтому и бесишься. Я прикусила губу, пряча глупую улыбку. И врет умная наука, утверждая, что для появления сестер нужны две клетки и девять месяцев. Похоже, только что Романовых стало больше на одну физическую единицу.
У главной аллеи наши дороги разошлись. Генерал со слабо упирающейся Никой отправились к замку, а я к воротам. Стоило показаться за воротами и меня ослепили яркие вспышки камер. Журналистов прибавилось, и они наглухо перегородили улицу. Интересно, как генерал будет выбираться, через этот кордон?
– Анька, давай за мной! – откуда-то сбоку вынырнул Никита и напролом двинулся через толпу.
Со всех сторон к нам потянулись микрофоны на гибких шнурах, на все вопросы журналистов Никита огрызался емким «Без комментариев!». Я уцепилась за его рубашку, боясь отстать. Мы достаточно быстро пробились сквозь плотную толпу, и лишь нырнув в спасительный переулок, смогли свободно вздохнуть. Кто-то из журналистов попытался пробраться следом, но Никита посмотрел на него с таким безграничным дружелюбием, что парень сразу испарился.
– Никита, а как перевозка проедет? – забеспокоилась я.
– Проедет, не волнуйся, – Никита оттер лоб рукавом, – я только что с местными ребятами говорил, они коридор обещали. Как только машина подойдет, так сразу и вычистят.
– Как там Лиса?
– Беснуется, – Никита широко зевнул и встряхнулся по-собачьи, – если я переживу ее беременность, мне уже ничего не страшно будет. Который час?
– Да час ночи уж как, по нашему времени, – зевая вслед за Никитой, пробормотала я.
– Хоть домой не лети, – уныло пробормотал Никита, – Алиса мне башку отвертит, я обещал быть дома до десяти вечера.
– Да не, не должна, – не ощущая, впрочем, особой уверенности проговорила я, – ты ж на работе и она это знает. Хочешь, я с ней поговорю, вот как прилетим, так сразу и поговорю. Скажу, что мы вместе были и…
– А вот этого не надо! – перепугался Никита. – Если ты не хочешь, чтобы и тебе голову отвернули. Я ж говорю, Алиса в последнее время не в адеквате, ревнивая стала страшно. Слушай, а после родов она такая же бешеная будет?