– Так! Замолчите на минуту, мне уже идти надо. Ника, – напустив в голос строгости, сказала я, поднимаясь и включая воду, – предупреждаю, он еще не совсем здоров, так что и не думай загружать его. Влад, ты уже закончил завтракать?
– Да.
– Тогда пошли.
– Куда? – тут же напрягся он.
– Туда, – я махнула рукой в неопределенном направлении.
Влад, коротко вздохнув, поплелся за мной.
…Влад медленно повернулся к хозяйке, никак выдумала новый способ помучить раба. Так и знал, что что-то подобное будет, ведь не досидел свои положенные три дня. Его не успокоило даже, что комната приобрела привычный вид. Исподлобья глянул на Аню, ожидая указаний.
– Снимай штаны и ложись, – приказала она, что-то доставая из кармана.
– Но почему?…
– Потому что лечиться надо, – Аня красноречиво глянула на часы, – давай скорее, мне уже на работу пора.
Внезапно на него нахлынуло что-то черное и страшное, среди которого выделялся только страх перед болью, огромный, всепоглощающий, заставивший взрослого сильного мужчину позорно задрожать. По спине побежала струйка холодного пота, как совсем недавно в кошмаре. За что? Он же не виноват, это просто случайность, что заболел… Страх, притянувший за собой панику, заставили его попятиться, ища пути спасения.
– Влад, ну что опять такое? У меня времени в обрез! Не хочешь ложиться – не надо, так сделаю!
Она быстро пересекла комнату, рванула застежки на его брюках и резко развернула к себе спиной. Влад и не подумал воспротивиться, покорно опустив голову.
– Рубашку-то поддержи! Это хоть можешь? – сердито поинтересовалась она, и он, слегка кивнув, прижал локтями задранную рубашку.
Секунду ничего не происходило, потом он почувствовал прикосновение чего-то мокрого к коже и почти сразу едва ощутимый укол и вполне терпимая боль, заставившая, однако непроизвольно напрячься в ожидании чего-то большего.
– Тише ты, шальной, – с нажимом забормотала она, – иглу сломаешь, резать придется! Все, можешь быть свободен, – проговорила она, возвращая на место его штаны.
Словно сквозь вату услышал, как тихо хлопнула дверь душевой и полилась вода, Аня мыла руки. А он все продолжал стоять, крепко прижимая локтями к бокам нелепо задранную рубашку, чувствуя, как щеки начинают нестерпимо гореть от стыда. Он взрослый мужик, а перепугался, как мальчишка! Вода в ванной выключилась, и сзади послышался ровный Анин голос:
– Тебе показалось, что я сержусь и кричу на тебя? – Влад нерешительно кивнул. – Я не сердилась совсем, ты же знаешь, я никогда не кричу на пациентов, а тем более на тебя.
Влад еще ниже опустил голову. Как он мог такое услышать? Видел же, как Аня работает, она никогда не позволяет себе повышать голос, оставаясь всегда ровной и доброжелательной.
– Владушка, не переживай ты так. Тебе нечего стыдиться, это болезнь такая, вирус на психику действует. Ничего страшного не случилось. Это тебе не сифилис, чтоб эротические картинки показывать! Ты еще хорошо держался, вот что значит многолетняя закалка. Другие в этом состоянии такие концерты закатывают, загляденье просто!
Она подошла, сзади отняла от боков сведенные локти, расправила рубашку и, обняв за талию, погладила по животу. Влад не двинулся с места, все еще глубоко переживая свой позор. Она чуть развернула его, и подтолкнула к кровати, мужчина послушно дал уложить себя…
Я присела рядом и погладила по волосам, удовлетворенно ощущая, как уходит напряжение, вызванное болезненным наваждением. Бедный, ты мой бедный, что ж тебе привиделось и услышалось, что ты так перепугался? И ведь не расскажешь же, постесняешься. Вовремя успела лекарство вколоть, а то неизвестно, куда бы этот морок завел. Вирус, вгрызаясь в сознание, вытягивает наружу самые сильные страхи. Бывали случаи, когда человек из окна выбрасывался, спасаясь от придуманных демонов.
– Я пойду сейчас на работу и не появлюсь до полудня, пообещай мне, что не будет никаких лишних нагрузок, а еще лучше, если ты немного поспишь, ладно?
– Но я не хочу спать, – слабо запротестовал он в подушку.
– Романов! Если ты не будешь слушаться, к вечеру опять поднимется температура и придется положить тебя в госпиталь!
Ответом мне было отрицательное мотание головой и клятвенные заверения, что все мои пожелания будут выполнены.
В операционной тихо гудела вентиляция, бодро попискивала, перемаргиваясь разноцветными лампами аппаратура. Люди, облаченные в длинные операционные халаты с повязанными поверх защитными фартуками, знали свое дело, им не нужно было ничего говорить, стоило лишь протянуть руку и в ладонь вкладывали нужный инструмент. Нет ничего лучше хорошо сработавшейся бригады. Я покрутила головой, разминая шею, и принялась накладывать аккуратные стежки швов. Операция, несмотря на сложность, прошла успешно, и уже спустя три дня пациента можно будет переводить в реабилитационный центр.
У входа в оперблок мыкалась взволнованная женщина, она нервно вышагивала от стены к стене, взъерошивала и без того растрепанные волосы. Жена. Черт! Я же просила занять ее чем-нибудь. Теперь придется отвечать на вопросы, на которые еще рано отвечать. И не от каких-то глупых суеверий, а потому что в первые сутки нельзя давать никаких прогнозов! Никогда нельзя давать преждевременных надежд. Особенно близким. Даже после самых удачных операций. Или уж, в крайнем случае, пока пациент не выйдет из наркоза и не станет окончательно ясно, что он стабилен. Так учил старый хирург, и внучка свято чтила эту заповедь. Я постаралась проскользнуть мимо, но меня заметили.