– Анна Дмитриевна!
– А, здравствуйте, – пришлось срочно придавать себе безмерно занятой и одновременно рассеянный вид.
– Как прошла операция? – женщина комкала платочек и просительно заглядывала в лицо. Я понимаю, что вы устали, говорили ее отчаявшиеся глаза, я знаю, что вам не до меня… но доктор! два слова, всего два! Что позволят вдохнуть и жить дальше!
– Операция прошла успешно, – тяжело вздыхая про себя и прося у хирурга прощения, ответила я, – вашего мужа перевели в реанимацию. Нет, пока к нему нельзя. Можно будет через час, когда он выйдет из наркоза. Об этом лучше поговорить с реаниматологами, но я думаю, никаких проблем с посещением не будет.
– Спасибо, доктор, – выдохнула она, губы дрогнули и глаза налились слезами. Мне даже показалось, что она хотела схватить меня за руки, но в последний момент не решилась и прижала стиснутые кулачки к груди.
– Не за что, – мягко улыбнулась я, – Вы знаете, как пройти в реанимацию? Вернетесь в приемную, а оттуда по правому коридору до конца. Там будет стеклянная дверь с надписью. Если что, вам подскажут. Удачи вам.
Сославшись на неотложные дела, я поспешила попрощаться, пока ошалевшая от облегчения женщина не наговорила лишнего, начав рассказывать про чудо и золотые руки и что от бога, что они совершенно не знали, как быть, что уже поставили крест, что кроме меня никто не брался. В такие моменты я почему-то чувствовала себя крайне неуютно, все казалось, что человек ошибся, и это совсем не про меня, и обман вот-вот вскроется. И хотелось, не дожидаясь, разуверить, рассказав, что руки совершенно обычные, и богу вовсе не до меня, а крест поставили мои излишне боязливые коллеги, да и чуда никакого не было, всего лишь толика знаний и умений!
Притормозив у стойки приемной, я справилась, не искал ли меня кто. Инго оторвавшись на секунду от очередного уровня игры, сверился с записями и отрицательно покачал головой. Поблагодарив его, я побрела в свой кабинет, раздумывая, что долгожданное спокойствие, когда каждый занимается своими делами, очень действует на нервы. Привыкнув за последние месяцы к постоянному напряжению, я все искала подвох. Ждала, когда же посыплются неприятности, а они все никак не сыпались, пора бы успокоиться, а я все никак! Да еще отец как улетел в командировку, так и застрял, а прошло уже две недели, он давно уже не улетал так надолго. Не случилось бы чего.
– Анька, подожди!
Я вздрогнула, выныривая из невеселых дум, и оглянулась на спешащую ко мне Наташку.
– Слушай, у меня тут спорный случай, не глянешь? – запыхавшаяся подруга подхватила меня за локоть и развернула в сторону нужного коридора. В моем ответе она не сомневалась.
– По какому поводу спорный?
– Сейчас придем, и все увидишь. Что-то ты странная какая-то, Анна Дмитриевна, – задумчиво покосилась на меня Наташка, – случилось чего?
– Да ничего не случилось! – раздосадованно отмахнулась я. – Вот именно, что ничего не случилось! Да еще отец, как уехал, так и пропал! Не случилось бы чего.
– Ну, это ты брось! Случись что, тебе бы уже сообщили, ты же знаешь – плохие новости долго не блуждают. И вообще, чего ты мучаешься – позвони сама!
– Я это и собиралась сделать, – соврала я, – когда ты меня позвала.
– Да? Ну, позже наберешь, случай действительно интересный. Нам сюда.
Случай интересный, но уж никак не спорный. Как может быть спорной рыбка-паразит, пробравшаяся беспечному пациенту в мочеточник? Распятый на кресле парень, бледный до зелени и жестоко страдающий оттого, что его осматривают две молодые девушки, все порывался вскочить, чтоб посмотреть, что же там с ним делают. Когда его транспортировали в операционную, он все умолял не отрезать у него ничего жизненно важного с профессионализмом портового попрошайки, заглядывая в глаза.
Извлеченное белесое существо было еще живо. Находящиеся в операционной мужики дружно зааплодировали, заставив усмехнуться. Цеховая солидарность! А Наташка потребовала колбу с водой, вознамерившись подарить рыбку парню, когда тот очнется.
– А что? Неплохой питомец, – приговаривала подруга, стряхивая рыбку с пинцета в поданную емкость, – тем более, они уже так близко знакомы!
– Я одного не пойму, – возясь с косметическими швами, пробормотала я, – какого черта его аж к нам приперли? С этим мог справиться любой заштатный хирург планеты!
– Гордыня, Анна Дмитриевна, это нехорошо! Грех это! – погрозила пинцетом Наташка. – От простых людей отрываетесь! Мелочевка вас уже не устраивает, вам посложнее подавай!
Я хмыкнула, накладывая последний шов. Тут Наташка здорово приуменьшила. Случай отнюдь не рядовой и в какой-то мере достаточно сложный, тем более что рыбка провела в теле жертвы почти трое суток. Но Наташка известная любительница поерничать и на нее давно уже никто не обижался.
– А если серьезно – папенька у мальчика фигура богатая до неприличия и влиятельная, вот и обеспечил сынку одних из лучших эскулапов.
– Ну что ж, парню повезло. Все, пошла я мыться. Всем спасибо, было приятно работать, – эта формула вот уже который год ставила точку во всех операциях, и я даже слышала краем уха возникшее из ниоткуда поверье, что если не скажу этого, пациент обязательно умрет. Посмеиваясь над младшим персоналом, я не забывала повторять фразу, потому как – кто его знает!
А потом я кое-как дозвонилась до отца. Генерал был хмур и необычайно собран.
– Я возвращаюсь, буду через три часа. У меня к тебе серьезный разговор.
Вот так, и больше ничего! Хоть бы намекнул, о чем, так нет же – защита информации. А мне сиди – мучайся. Будет он через три часа, как же – держи карман пошире! Через три часа он только на станцию прилетит, и сразу в отдел пойдет, пока там дела разгребет, пока подчиненным нагоняй устроит, ко мне, слава богу, если часов через пять притопает. Кстати, о подчиненных. Я набрала номер Эжена.