Вершина мира. Книга первая - Страница 185

185

– Спасибо, – я закрыла глаза и тяжело опустилась на стул, ноги почему-то стали ватными.

– Вам плохо? – заволновался он, – Может позвать кого?

– Не надо, Инго, – слабо улыбнулась я, – мне уже хорошо, я сейчас посижу минутку и пойду.

Наташка встретила меня у дверей в реанимацию. Она стянула с головы колпачок и взъерошила волосы.

– Всегда не любила эти колпаки, после них голова болит, – пожаловалась она, и добавила без перехода, – его сейчас привезут. Ну и подкинул он нам работки.

– Что там было?

– Пошли, покажу, – мы прошли с ней в полутемную комнату, она включила компьютер, пощелкала кнопки, вызывая нужный файл.

– Вот смотри, пуля прошла вот здесь, – доктор ткнула пальцем в монитор, на котором высвечивался схематический скелет, – ударилась о ребра, пробила легкое и застряла в позвоночнике.

– Парню крупно повезло, – пробормотала я, внимательно разглядывая схему со всех сторон, – не зацепись за ребра, а пройди с начальной скоростью, то собирать было бы уже нечего. Что с позвоночником?

– Собрали, – отчиталась Ната и никаких прогнозов. Все правильно. – Была массовая кровопотеря, восполнили.

– Остановка?

– Да, но запустился почти сразу. Как же с вами врачами тяжело, – посетовала подруга, – все-то вы знаете! Вопросы задаете. Пошли, его уже, наверное, привезли.

Небольшая одноместная палата, напичканная точнейшей аппаратурой, приглушенный свет, едва слышный шорох аппарата искусственного дыхания, противный и такой желанный писк водителя ритма, вычерчивающий кривую диаграмму работы сердца. На высокой больничной кровати лежал обнаженный Влад, опутанный проводами и шлангами. Видно его только что привезли, операционный балахон сняли, а накрыть его хотя бы простынкой никто не потрудился. Горло перехватило, а глаза налились тяжелыми каплями. Ну, и где ваш профессиональный цинизм, а, доктор? А нет никакого цинизма! Я с силой оттерла глаза и, открыв стенной шкаф, занялась его содержимым. Вытащив простынку, укрыла парня, оставив снаружи только лицо. Сейчас он начнет выходить из наркоза и ему будет холодно.

– Когда он должен выйти из наркоза? – почти шепотом спросила я.

– Да вот с минуты на минуту, – так же тихо ответила подруга.

Шло время, а Влад все так же неподвижно лежал, находясь под воздействием наркотического сна. Наташка начала немного нервничать, поминутно глядя то на часы, то на приборы.

– Наташа, какой у него был наркоз? – задумчиво спросила я.

– Средней тяжести, но массовая кровопотеря…

– Давай рассуждать здраво, – я покусала губу, – если наркоз был средним, значит, он должен был выйти еще полчаса назад.

Вытащив из Наташкиного кармана фонарик, посветила Владу в глаза. Зрачки сужены и почти не реагируют. Уговаривая себя не волноваться, взялась за иглу. Кожные рефлексы… реакция на боль… Черт!

– Наташ, кажись, у нас двойка по Глазго.

– Бог с тобой, – замахала она руками, – никаких показаний на «кому» у него нет.

Наташка оттеснила меня от кровати и принялась проделывать те же действия, что и я.

– Похоже, ты права, – согласилась она, в ее голосе звучала обида.

– Здравствуйте, девушки, – в палату быстрым шагом вошел Геннадий Васильевич, – ну как чувствует себя наш пациент?

– Замечательно – кома у нас, – хмуро ответила я.

– Ну, не стоит бросаться в крайности, – профессор похлопал меня по руке. – Если больной не пришел в себя, когда ему назначено доктором, оно еще ни о чем не говорит. Операция была тяжелая, наркоз тоже испытание для организма не из легких. Давайте понаблюдаем сутки, а уж тогда и будем выводы делать.

– А может, его попробовать вывести?

– Рано еще, Наталья Станиславовна. Он балансирует между двойкой и единицей. Если через сутки статус не изменится, вот тогда и будем решать. Меня больше волнует, что ноги не отвечают. Аня, вы хотели что-то спросить?

– Да, я хотела бы попросить, можно ли мне его перевести к себе?

– Можно, – после недолгих раздумий, согласился главный, – отчего ж нельзя. Но пусть стабилизируется. И если завтра не будет температуры, то можете его забрать. Я думаю, нет принципиальной разницы, где ему лежать, ведь у вас в вашем кабинете имеется нужная аппаратура. Да и дома, как говорится, стены помогают.

Забрать Влада я смогла только спустя три дня. У парня поднялась температура. Эти трое суток я не отходила от его кровати. Меня сняли с дежурств и почти со всех операций. А когда стало можно, мы с папой перевезли Влада домой.

Швы заживали хорошо, и кома стала тянуть на единицу, уверенно приближаясь к сопору, более походившему на глубокий сон, и я приняла решение снять парня с искусственного дыхания. Оставалось ждать.

Все предыдущие переживания из-за истории с матерью отошли на задний план и теперь казались чем-то мелким и незначительным. Да какая разница, что он обо мне подумает, когда все узнает?! Главное, чтоб подумал! Жизнь сузилась до размеров кабинета, где на столе лежало беспомощное тело человека враз ставшего самым главным. Вершиной и центром вселенной. Все, что есть – время, внимание, жизнь – принадлежало только ему и никому больше.

Не подпуская никого, я была и врачом, и сиделкой. Два раза в сутки обтереть влажными салфетками, сменить простыни, протереть спиртом катетеры, покормить и разговаривать. Постоянно разговаривать, свято веря, что слышит и рано или поздно откроет глаза.

Геннадий Васильевич прислал своего ученика – Мишеля Карта, который специализировался на невропатологии, Мишель приходил каждый день, проверяя, насколько изменяется картина с позвоночником. Прогноз он давал утешительный, очевидно забывая, что я сама врач. Я же вижу, что чувствительность ног не восстанавливается, зачем врать?

185