Находку мы разделили по братски – мне досталась рубаха, Владу штаны, а одеяло решили постелить на пол душевой. Влад встал и предупредительно отвернулся, давая мне переодеться. Я с удовольствием скинула с себя мокрую одежду и принялась поспешно вытираться небольшим пушистым полотенцем. После заявления Влада, изо всех сил старалась свести к минимуму наши прикосновения. Но размеры помещения не позволяли сделать это в полной мере, и я постоянно натыкалась на его спину. Когда дело дошло до вытирания волос, я краем глаза заметила легкое движение. Подняв голову, могла констатировать – Влад наблюдает за мной в зеркале.
– Не подсматривай! – фыркнула я, быстро потянувшись за рубахой, чувствуя, как лицо заливает предательская краска.
– Больно надо! – сухо заявил Влад, но голову повернул так, что его взгляд уперся в угол.
Рубашка, была рассчитана на такого крупного мужчину, как папа, и я буквально утонула в ней. Полы доходили до колен, руки путались в длинных рукавах. Пришлось повоевать с рукавами, закатывая их. Я оглядела себя и пришла к утешительному выводу – рубаха, хоть и с большой натяжкой, может сойти за платье.
Когда переодевался Влад, я в отместку села так, чтобы постоянно видеть его отражение в зеркале. Не отдавая себе отчета, залюбовалась таким близким, но тем не менее недосягаемым мужчиной. Тем, как при движении вырисовываются, напрягаясь под загорелой кожей мышцы, показавшиеся в тот момент совершенными, куда там модельным атлетам с их вычурностью! Единственное, что все портило – еще слишком заметные следы моего нервного срыва, темными полосами перечеркивающие гибкую спину. Как же ты мне позволил-то?! В которой раз задала я себе этот вопрос, чувствуя, как скулы вспыхивают запоздалым и никому не нужным раскаянием.
– Ты тоже, между прочим, подглядываешь! – едко заметил Влад.
– Ага, – я не стала ни спорить, ни отворачиваться.
Влад бросил на меня осуждающий взгляд в зеркале. Я на это пожала плечами и высокомерно вздернула подбородок.
Штаны, доставшиеся Владу, несмотря на его немалую комплекцию, оказались на размер больше и постоянно сползали с узких бедер. Я успокоила его, сказав, что джигу ему не танцевать, поэтому и так сойдет. Расстеленное одеяло было достаточно длинным, и я выделила Владу кусок побольше, чтоб он мог накинуть на плечи, за что была удостоена благодарного взгляда. Мы, насколько это было возможно, выжали наши вещи и развесили их над головами, немного неудобно, но что поделаешь.
Скудный обед состоял из пирожков, заботливо упакованных Васеной в пакет, и поэтому почти не промокших, и бутылки рома. Некоторое время я терзалась совестью, что спаиваю парня, но с другой стороны, у меня не было никакого другого способа согреть человека, вверенного судьбою моим заботам. Когда бутылка наполовину опустела, я завинтила пробку и спрятала емкость, не хватало еще упиться на потеху встречающему персоналу. Спиртное придало общению легкости и мы мило болтали о пустяках не меньше трех часов, на время забыв, в каком плачевном положении оказались. Вот так же можно было бы болтать летним теплым вечером, сидя на веранде в каком-нибудь милом кафе, затерянном где-нибудь на краю вселенной.
Влад пытался втянуть меня в разговор о моем детстве. Пришлось отшучиваться, вспоминая какие-то забавные эпизоды. После того, что я узнала о его жизни, моя биография, до того представлявшаяся сложной, а где-то даже героической, казалась смешной.
Ну что такое, поступление в медицинскую академию в четырнадцать лет, когда за твоими плечами стоит пусть и ушедший с государственной службы, но по-прежнему имеющий обширную практику и немалое влияние дед? И как можно сравнивать гладиаторскую арену, где Влад боролся за свою жизнь, с завистливым пренебрежением однокурсников к излишне талантливой выскочке, в свое время меня изрядно донимавшим и расстраивавшим.
Все переживания и непонимание, почему так получается, казались теперь пустыми капризами избалованной девчонки. Чего может стоить высокомерное поджатие губ от персонала той, первой клиники, в которую определили восемнадцатилетнюю хирургицу, когда парень захлебывался пылью в подземелье шахт, скуля от голода и боли, щедро подаренной хлыстом надсмотрщика?! А вот про отца или Саху очень даже можно рассказать, да и про деда тоже. Но когда Влад перескочил на мою… женщину давшую мне жизнь, я, несколько грубо, пресекла его любопытство, считая эту тему опасной для моего здоровья и благополучия.
– Аня, можно тебя спросить? – Влад смотрел на меня с ленивой улыбкой.
– Если это не о моей матери, то спрашивай, – разрешила я.
– Ань, а ты меня не боишься? – Тон которым произнесены слова был настолько двусмысленным, что я даже не нашла сперва, что ответить.
– Ну, понимаешь, – начал он, тщательно подбирая слова. – Я здоровый, сильный мужик, раза в два больше тебя, – напомнил он, а когда я поспешно кивнула, продолжил, – мы с тобой одни, на маленьком корабле, посреди космоса. Ты не боишься, что я тебя…
– Изнасилуешь? – невинно подсказала я.
– Нет! – выпалил он, краснея, как маковка, – Я бы сказал, начну домогаться, – не очень уверенно закончил Влад.
– Владушка, а ты меня не боишься? – по-кошачьи мигнув глазами, я перебросила ему его же вопрос.
– Не понял, – мотнул он головой.
– Да, ты здоровенный мужик, не спорю, – принялась терпеливо объяснять я, добавив в голос глубины и загадочности, – а ты не думал, что может выйти совсем не так, как ты себе это представляешь?
– Это как? – совсем запутался он.
– А ты начни, – предложила я, подаваясь вперед всем телом, – там видно будет.